— Должно быть, она считает себя его другом, — я вдруг понял, что защищаю лидера прогрессистов. — А друзья приходят на подобные мероприятия.
— Друзья не промывают мозги друг другу.
— Ну, ты с этим поделать ничего не можешь. Уверен, она хочет лишь отдать дань уважения Руперту, вот и все.
Эрни приподнялся.
— Я ей покажу дань уважения.
Но я смог схватить его за локоть и силой заставить сесть на место, пока ситуация не приняла скверный оборот. Эрни пребывал в хорошем расположении духа из-за того, что наладил отношения с Луизой, и если он станет инициатором скандала на похоронах ее брата, то может навечно стать персоной нон-грата, как какая-нибудь обезьяна.
— Да ладно тебе, — сказал я. — Пусть посмотрит и уйдет.
По-видимому, только это она и собиралась сделать. Цирцея встала позади всех собравшихся, и пока священник продолжал свою бесконечную проповедь, я практически ощущал, как она буравит взглядом мой затылок, словно пытается проникнуть в мой мозг и посмотреть на все происходящее моими глазами, поставить себя на мое место. Но каждый раз, когда я оборачивался, она смотрела куда-то вдаль, казалось, полностью сосредоточившись на священнослужителе и его сомнительных словах мудрости.
— Прах к праху, — нараспев произносил священник, пока шестеренки крутились, и гроб с телом Руперта опускался в землю. — Пыль к пыли.
Это человеческий ритуал, но мы тоже его используем. Времена, когда мы сжигали трупы умерших или давали им возможность найти последний приют под водой, остались в прошлом. Мы совсем как люди. Когда дело касается умерших, мы ведем себя не лучше барахольщиков, которые жалеют выбрасывать старье. Так и мы закапываем их в ящике под землю, словно можем захотеть снова выкопать их, и они пригодятся нам когда-либо в будущем.
Погребение подошло к концу, и похоронная процессия рассеялась. Родственники и друзья Руперта по очереди выражали друг другу сочувствие, словно играли в какую-то замысловатую игру. Я почувствовал чье-то знакомое присутствие за своей спиной. Ее выдал по большей мере запах, концентрированный аромат трав и сосновой хвои, который испарялся из пор. Обычный запах динозавра, каким-то образом поднявшийся на следующую ступеньку.
— Я не ожидал тебя здесь увидеть, — сказал я, даже еще не обернувшись.
— А я — тебя, — ответила Цирцея. Она была, по крайней мере, сантиметров на восемь выше меня (это достижение для дамы), и я понял, что не могу отвести взгляда от этих глаз.
— Ты что простыл? — спросила она.
Она имела в виду тот факт, что я зажал ноздри двумя пальцами правой руки, изо всех сил пытаясь не вдохнуть ее пьянящий аромат. Меньше всего мне сейчас нужно еще одно путешествие в Юрский период. Хотя, может, это как раз нужно мне больше всего. Но в процессе эволюции не все железы, воспринимающие запахи, сосредоточились в носу, частично эту функцию выполняли и вкусовые сосочки языка. И я мог нюхать каждый сантиметр тела главы прогрессистов каждый раз, когда насыщенный феромонами воздух контактировал с моим языком.
— Да, — ответил я. — У меня ужасный насморк. Прошу прощения.
— Ты хорошо его знал?
— Более или менее, — объяснил я. — Он — друг моего друга. В прошлый раз я видел его в тот вечер, когда члены… клуба… встречались у тебя дома.
Ее смех был звонким и беззаботным, и если бы не обстоятельства, то она позволила бы себе расхохотаться в полную силу.
— Ох, это не мой дом, — сказала Цирцея. — Это наш общий дом. Скажи мне, тебе понравилось на той вечеринке?
— Было… познавательно, — ответил я.
— Именно этого мы и добиваемся, как говорится, умей дело делать, умей и позабавиться…
На секунду я был абсолютно уверен, что она ущипнула меня за задницу. Но ее руки были далеко от моей пятой точки, я быстро повернулся вокруг своей оси, но никого не обнаружил, должно быть, у меня глюки. Я сжал ноздри еще сильнее, блокировав остаточные следы запаха этих дьявольских трав.
— Возможно, тебе захочется прийти еще раз. Я был готов дать отрицательный ответ, сказать категоричное и отчаянное «нет», но тут пальцы меня подвели. Мускулы ослабли, наплевав на мои приказы напрячься. Они не подчинились, несмотря на то, что мозг верещал «Отставить! Встать в строй!». Вскоре мои ноздри уже были широко раскрыты и раздувались по своей собственной воле. Мне придется и их занести в черных список непослушных частей тела, а пока что они втягивали сладкий аромат Цирцеи.
— Да, мне хотелось бы прийти еще раз, — я вдруг осознал, что это мои слова. Где-то далеко-далеко Эрни кричал, чтобы я шел к машине, прощался и поторапливался, а я из какого-то другого измерения просил его подождать секундочку. Но здесь и сейчас были только я, изумрудная богиня Цирцея и самые высокие, густые и благоухающие джунгли, которые только бывали после триасового периода. Деревья вырывались из-под земли и взмывали в небо. Нас окружали лианы, вытянувшие к нам свои пальцы-листья, лаская наши тела, словно втягивая меня и эту совершенную самку-велосираптора в водоворот сочных листьев. В этот раз мы никуда не бежали, но даже стоя спокойно я чувствовал желание, силу природы, растущую внутри моего тела, которая взрывается и наполняет меня чистой энергией. Она касалась моей морды, а я — ее, языки высунуты, мы возбуждены, наши зубы стучат в предвкушении удовольствия, стоны и рев созревают где-то внутри наших глоток, и мы кричим на языке, которого я даже не знаю.
Внезапно я очнулся в своем стареньком «линкольне», который выезжал за главные ворота кладбища.